— С нетерпением жду возможности прочитать твой список, — сказала она.
— Угу, — буркнул Торе. — Не исключено, потребуются кое-какие новые свидетели и экспертизы, и нам, пожалуй, стоит договориться об этом уже с самого начала.
— Даниэль Джонсон сделал поворот на девяносто градусов, — констатировал Бекстрём на следующий день, когда он и Лиза Ламм встретились для обсуждения последних событий, связанных с их судебным делом.
— И как нам теперь действовать?
— Что бы там ни говорилось, мы должны гнуть ту же линию. Если кому-то надо преуспеть с поворотом на девяносто градусов, подобное делается ведь еще до того, как ты попал в зал суда, — проворчал Бекстрём.
— Да, при мысли о степени доверия к словам Джонсона и о том, что он говорил на процессе, — согласилась Лиза Ламм.
— Даниэль Джонсон — законченный психопат, — заметил Бекстрём. — Нам надо исходить из того, что он проявит себя во всей красе.
Даниэль Джонсон действительно проявил себя во всей красе в апелляционном суде, и временами выглядел столь же убедительно, как и на видео, показанном в суде первой инстанции, когда опустился на землю и сидел, раскачиваясь и обхватив голову руками, пока буддистский монах развеивал пепел Яды Сонгправати по ветру.
Ночь перед тем, как все произошло, он провел на диване в гостиной, в то время как его жена и их гостья лежали в спальне. Просто он выпил слишком много предыдущим вечером, здесь и речи не шло о каких-то разногласиях морального характера, поскольку та жизнь, какую они с Джейди вели, строилась на общем выборе, который они сделали давным-давно. Именно поэтому они пока решили подождать с детьми. С Ядой они познакомились годом ранее во время одного из посещений «Золотого фламинго» в Пхукете.
Проснувшись утром всего за час до катастрофы, он поплелся в ванную, чтобы не будить Джейди и их гостью, которые лежали в кровати и спали. Он принял душ, почистил зубы, надел шорты, сандалии и рубашку, а потом поднялся в главное здание отеля с целью купить первые вышедшие после Рождества газеты и выпить чашечку кофе. Поскольку прессы там не оказалось, он прогулялся вдоль берега до кафе, расположенного не более чем в километре. Там имелись и газеты, и кофе. Он сидел и читал свежую прессу, когда Джейди через четверть часа пришла туда, всего за десять минут до события, изменившего их жизнь. Она заглянула на ресепшен в их отель в поисках его. Поняла, куда он направился, и пошла вслед за ним в то самое заведение, где они сидели несколько раз, когда посещали Као-Лак.
Кафе располагалось на тридцать метров выше берега, и, когда четыре огромных волны одна за другой обрушились на него, они едва намочили им ноги. Вокруг них царил хаос, страшные картинки перед глазами, грохот в ушах, полный беспорядок в мыслях. Работают только физические рефлексы, нацеленные на выживание.
Когда час спустя они сидели в безопасности на дороге, ведущей в Пхукет, в голову его жене пришла идея. Простая сама по себе, о том, как им стать финансово независимыми, но так, чтобы в остальном все продолжалось, как раньше.
А дальше его жена и теща взяли на себя решение всех практических вопросов, так что ему самому даже не понадобилось думать об этом. Конечно, именно он вынес Яду из дома на берегу, предварительно надев на нее украшение супруги, то самое, которое получил от Джейди днем ранее, когда они оба осознали, какая возможность им представилась. Оно лежало в кармане его шорт, пока он не повесил его на шею Яды Сонгправати. Но в ближайшее после трагедии время он как бы лишился способности соображать, и его жена с тещей делали это за него.
Когда пепел Яды Сонгправати развеивали по ветру, не скорбь заставила его опуститься на землю. С чего вдруг? Всего часом ранее он разговаривал с Джейди по мобильному телефону. Она позвонила с целью придать ему силы, чтобы он достойно справился с предстоявшим испытанием, а впереди, после окончания всего этого, их ждала новая жизнь. Но потом что-то непонятное произошло с ним, и, как бы подчиняясь неведомой силе, он сел на траву и, подобно ребенку, раскачивался, обхватив голову руками.
Шесть с половиной лет спустя он и Джейди живут другой жизнью. От нее он, конечно, отказался бы, если бы знал, какой она будет. И тогда их совместная жизнь закончилась. В воскресенье после Янова дня, которое провели в его лодке на озере Меларен, они причалили на ночь к острову, с которым его связывали воспоминания детства. Потом начали ругаться, и все зашло слишком далеко, как в то утро в Као-Лаке семью годами ранее. Он попытался отобрать у жены старую мелкашку, прозвучал выстрел, а затем он сделал новую попытку вернуть все на свои места. Жизнь, которую Даниэль вел после катастрофы, научила его выживать.
Его адвокат вдобавок вызвал трех новых свидетелей. Один из них был членом яхт-клуба, базировавшегося на побережье около Хессельбю, чьи слова вкупе с записями из рабочего календаря Даниэля Джонсона в министерстве иностранных дел почти на сто процентов обеспечили подсудимому алиби на тот день, когда кто-то взломал дверь каюты парусной лодки его отца. При условии, что свидетель не пошел против истины или просто не ошибся и что записи в ежедневнике Джонсона отражали реальные события.
Еще один свидетель выступал по телефону из Таиланда, и разговор снова велся по скайпу. Им стала женщина, много лет после цунами являвшаяся подругой Джейди Кунчай и знавшая ее под именем Яды Сонгправати. Она рассказала, что Джейди употребляла амфетамин и кокаин и отличалась бисексуальностью и неустойчивой психикой. Согласно шведским правовым нормам, в ее случае речь шла чуть ли не об уничтожении личности. По мнению Торе Эрикссона, уделившего большое внимание показаниям данного свидетеля в своем заключительном слове, было очень важно правильно понять, какую жизнь вели Даниэль Джонсон и Джейди Кунчай, а также то сильное деструктивное влияние, которое она оказывала на своего мужа.