Несколько лет спустя, приблизительно в начале нового тысячелетия, я плавал по озеру с одним хорошим другом, обладавшим более дорогой лодкой, чем моя, с навигатором и эхолотом на борту, и когда заговорил с ним об этом, он утверждал, что я ошибаюсь. По его словам, в месте, показанном мною Даниэлю, глубина не превышала тридцати метров и была в половину меньше, чем в другом, расположенном всего в паре сотен метров от него. Извини меня, Анника, — сказал Свен-Эрик Джонсон и снова потянулся за стаканом.
Поэтому мы отправились туда, сориентировались, а потом с помощью эхолота он доказал мне свою правоту. В том месте, которое я считал самым глубоким во всем озере, глубина и в самом деле не превышала тридцати метров, — констатировал Свен-Эрик Джонсон, вернув стакан на место.
Поскольку отношусь к людям, старающимся учиться на собственных ошибках, я записал координаты, которые мой друг определил с помощью своего навигатора. Да, помнится, мы даже выпили по этому поводу. Но мне так и не представился случай рассказать правду Даниэлю. Я сам узнал ее тогда, когда мы уже начали отдаляться друг от друга. Но координаты остались в моей старой записной книжке, поэтому ты сейчас получила их в послании, которое я попросил Сару переслать тебе.
Как уже сказано, Анника, — продолжил Свен-Эрик Джонсон, улыбнулся и кивнул в сторону камеры, — было бы хорошо, если бы мы, наконец, смогли поставить точку в этой истории. Но, несмотря на все обстоятельства, в любом случае приятно, что мне представилась возможность встретиться с тобой.
Как только Аннике Карлссон удалось проглотить комок в горле, она позвонила Петеру Ниеми.
— Что я могу сделать для тебя, Анника? — спросил он.
— Неверный вопрос, — сказала Анника Карлссон. — Компьютер у тебя под рукой?
— Я как раз сижу перед ним, — сообщил Петер Ниеми.
— Тогда ты сейчас получишь один имейл. А когда посмотришь его, сможешь позвонить мне и поблагодарить за все, с чем я тебе помогла.
Прошло больше часа, прежде чем Петер Ниеми дал знать о себе.
— Извини, что я заставил тебя ждать, — сказал он. — Понадобилось время, чтобы разобраться с разными практическими моментами. Но сейчас все готово, и мы с несколькими водолазами из Национального спецподразделения начнем поиски матросского чемодана уже завтра утром.
— Замечательно, — буркнула Анника. — Ты ничего не забыл?
— Да, извини. Большое спасибо, тысяча благодарностей тебе, Анника.
— Не за что.
Один из трех водолазов Национального спецподразделения нашел старый матросский чемодан уже после обеда в первый день погружений. На глубине двадцати восьми метров и всего в двух десятках метров от точки, где он и должен был находиться согласно координатам, полученным ими от Свена-Эрика Джонсона. Вполне естественное отклонение при мысли о расстоянии от водной поверхности и того обстоятельства, что он провел там пять лет. Когда мешок подняли, он оказался наполовину заполненным песком. Также, похоже, он пребывал в отличном состоянии, но перед подъемом его все равно поместили в большой пластиковый держатель и точно определили координаты места, где он лежал.
Матросский чемодан был набит под завязку. Он содержал почти тридцать килограммов мелких камней, игравших роль груза (явно того рода, каких хватало в месте причаливания на острове Уфердсён), а также различные вещи Джейди Кунчай. Скорей всего, почти все то, что она имела при себе и на себя, когда приземлилась в стокгольмском аэропорту Арланда утром в среду 22 июня 2011 года, прибыв туда утренним рейсом из Нью-Йорка. Все согласно авиабилету, который нашли в закрытом пластиковом карманчике вместе с ее паспортом, выданным на имя Яды Сонгправати, но с фотографией Джейди, ее мобильным телефоном, парой кредиток, оформленных на ту же Яду Сонгправати, а также деньгами на общую сумму шесть тысяч крон в американских долларах, таиландских батах и шведских кронах. Кроме того, чековой книжкой «Америкен экспресс» с дорожными чеками на общую сумму в две тысячи долларов.
Там находилась также кое-какая одежда, несколько пар обуви, купальник и дорожный несессер. Зато отсутствовала дорожная сумка, которую ей следовало иметь с собой, когда она поднялась на борт самолета в Нью-Йорке.
«Также нет записей о ее пребывании ни в одном отеле Стокгольма», — подумал Петер Ниеми, привыкший доводить поиски до конца.
«Скорее всего, по той простой причине, — подумал он, — что она жила дома у Даниэля Джонсона, и все отсутствующие вещи остались там».
В общем, Ниеми и его коллеги нашли в старом матросском чемодане настоящий клад, который не только дал ответ на вопрос о том, что она имела на себе и при себе во время ее последнего визита в Швецию, но также смог многое рассказать о том, чем она занималась между цунами и тем днем, скорее всего, воскресеньем 26 июня 2011 года, когда умерла.
Уже на следующей неделе состоялась внеплановая встреча Лизы Ламм с руководством ее следственной группы, Эвертом Бекстрёмом, Анникой Карлссон, Петером Ниеми и, естественно, их аналитиком Надей Хёгберг.
— Один вопрос чисто из любопытства, — сказала Анника Карлссон. — У нас есть какое-то представление о том, где она жила между январем 2005 года и Яновым днем 2011 года?
— По данным таиландских коллег, похоже, в Таиланде, — сообщила Надя Хёгберг. — Либо в доме своей матери в Бангкоке, либо в их семейной летней резиденции на севере Таиланда. Потом совершила несколько продолжительных поездок по трехмесячной визе и в США, и в Швецию.
— Как вы наверняка понимаете, мне придется проинформировать Джонсона и его защитника о наших новых доказательствах, — сказала Лиза Ламм.