— Но подожди, — сказала она. — А что он делал потом?
— Поехал на работу, — ответил Стигсон с видом человека, толком не понявшего вопрос.
— И он трудится в министерстве иностранных дел на площади Густава Адольфа?
— Точно.
— Тогда в то утро он должен был появиться на работе сразу после половины девятого?
— Я тоже так думаю, — согласился Стигсон.
— И как он поступает с автомобилем? — спросила Фелиция. — В тех кварталах не так много свободных парковочных мест. Вряд ли ведь он взял его к себе в офис.
— Хорошо, Фелиция, — сказал Стигсон. — Хорошо. Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду.
Уже на следующий день они нашли прекрасные кадры Даниэля Джонсона и его машины. Они оказались на записи с камеры наружного наблюдения, установленной в закрытой парковке на Мальмшилнадсгатан, совсем близко к месту работы Джонсона. Там он арендовал парковочное место уже в течение двух лет. Через пятнадцать минут после того, как Джонсон проехал мимо школы Эдвина, находившейся на Пиперсгатан на Кунгсхольмене, он припарковал свой автомобиль, вышел из него и исчез в направлении выхода из здания. Камера зафиксировала его между 08:36 и 08:37 утра, и более качественных снимков Даниэля Джонсона и его машины просто не существовало.
Аннике Карлссон не хватало старого мелкокалиберного ружья. Ни Свен-Эрик Джонсон, ни одна из двух его дочерей, ни его приемный сын не имели лицензии на оружие. Самое простое объяснение, естественно, сводилось к тому, что Даниэль Джонсон все равно прихватил с собой мелкашку в те праздничные дни пять лет назад, когда он и его первая жена отправились на прогулку под парусом по озеру Меларен. И с этим вопросом, вероятно, придется подождать до тех пор, пока сам Даниэль не окажется в здании полиции Сольны.
Другая возможность, поскольку речь шла о старом ружье, состояла в том, что оно давно находилось в семействе и в конце концов попало на борт лодки Свена-Эрика Джонсона. Пожалуй, он хотел отпугивать чаек, гадивших на палубу, как предположил Петер Ниеми. Если именно это оружие Даниэль Джонсон использовал в выходные пять лет назад, у него месяц назад имелись все основания взломать дверь каюты в лодке своего приемного отца и избавиться от столь опасной улики.
Анника Карлссон продолжила свои поиски, просматривая семейные фотографии, привезенные Ниеми и Фернандесом с «Анниары». У экспертов хватало дел поважнее, чем изучать старые отпускные снимки. И она нашла искомое ружье, дойдя до половины альбома. В руках примерно пятнадцатилетней, радостной и загорелой младшей сестры Евы. Целившейся неясно куда. В любом случае не в фотографа.
«Вероятно, ее папа Свен-Эрик выступал в этой роли, — подумала Анника Карлссон. — И скорее всего, такой отец предупреждал своих детей никогда не направлять оружие на других людей».
Она позвонила ее старшей сестре Саре.
— У меня вопрос к тебе.
— Что ты хочешь знать?
— Ну, насколько я поняла, твой отец хранил старую мелкашку на борту лодки, — сказала Анника Карлссон.
— Ага, да, — подтвердила Сара Джонсон. — Ты заглянула в старый фотоальбом, лежавший там.
— Да, именно, — призналась Анника. — Но мои коллеги, выезжавшие туда, не нашли ее. Ты не в курсе, куда она подевалась?
— Конечно в курсе, — ответила Сара Джонсон. — Это было первое, что я забрала оттуда, когда год назад папе стало по-настоящему плохо. Во-первых, старое мелкокалиберное ружье, по-моему доставшееся ему от его отца, от моего деда, значит, во-вторых, пару маленьких коробок с патронами. Подобное не должно валяться на лодке, которая редко используется.
— Но ты в курсе, где оно находится теперь? — спросила Анника Карлссон.
— В последний раз я видела его стоявшим в гардеробе у меня в прихожей. Сама я лежу в постели в той же квартире и через час должна отправляться на работу. Проще всего, если ты заглянешь ко мне и заберешь его. Тебе известно, где я живу?
— Да, — ответила Анника Карлссон. — Увидимся через полчаса.
«После того как Джейди Кунчай объявили мертвой, Даниэлю Джонсону досталось более двадцати пяти миллионов крон. Четыре из них он потратил на покупку квартиры. Шестьсот тысяч пошли на новый автомобиль, а поскольку его расходы наверняка превосходили официальный заработок за вычетом налогов, он, конечно, спустил еще пару миллионов за последние двенадцать лет», — прикинула Надя Хёгберг.
Оставалось почти двадцать миллионов, и сейчас ее интересовал вопрос, где находились эти деньги. У Нади уже имелись предположения относительно того, куда они делись. Но для проверки требовалось получить информацию о банковских счетах Даниэля Джонсона, а для этого ей была необходима помощь Лизы Ламм.
Кристин Олссон узнала в Каролинской больнице, когда Свена-Эрика Джонсона в первый раз прооперировали по поводу рака. Это произошло в среду 22 июня 2011 года, за двое суток до Янова дня. На следующий день Даниэль Джонсон пришел домой к своей сестре и забрал у нее ключи от лодки. Их он оставил в ее рабочем почтовом ящике после выходных.
«Самое раннее в понедельник 27 июня, — подумала Кристин Олссон. — Интересно, когда она умерла?»
«Вероятно, где-то между пятницей 24 июня и ночью воскресенья 26 июня», — написала она в имейле, который отправила своему шефу Аннике Карлссон.
Анника Карлссон прочитала послание Кристин сразу же. Одно соображение беспокоило ее. Ни Даниэль Джонсон, ни Джейди Кунчай, похоже, не относились к людям, которые захотели бы отпраздновать Янов день на борту старой парусной лодки, где им пришлось бы самим готовить еду и спать в тесных гамаках в духоте закрытой каюты. И уж тем более принимая в расчет погоду в Стокгольмском регионе в ту пору в 2011 году. А ее, как и положено настоящему полицейскому, Кристин описала в своем сообщении. В четверг почти весь день вплоть до позднего вечера шел дождь. Утром в Янов день немного прояснилось, а когда пришло время танцевать вокруг шеста, петь про лисицу на льду и прыгать в мешках с ложкой с картофелиной во рту, погода стала по-настоящему хорошей. Правда, к вечеру небо опять затянули тучи, а в субботу она постоянно менялась, дождь то прекращался на время, то начинался вновь. Только в воскресенье солнце показалось во всей красе, и к полудню температура поднялась до двадцати пяти градусов.