«Все, что имеет колеса, — подумал Ниеми. — Все достаточно большое, чтобы вместить тело, целое или расчлененное и упакованное частями».
Оставалось пронести его последний отрезок пути. И это расстояние всегда старались максимально сократить. Если речь шла об одиноком преступнике и взрослой жертве, оно редко составляло более пятидесяти метров от того места, где он оставлял свое транспортное средство. Примерно такое расстояние было на острове Уфердсён между берегом, где причаливали лодки, и крестиком, поставленным Ниеми на карте с целью отметить погреб, не найденный им и его коллегами.
Где обычно прятали тело, размышлял Ниеми. Довольно часто в месте, известном человеку ранее. В заросшем колодце на заброшенном хуторе неподалеку от летнего домика, где он обычно проводил отпуск двадцать лет назад, в заполненной водой яме, случайно обнаруженной во время походов за грибами, пожалуй, в обычной канаве, которую не составляло труда закрыть сверху ветками и хворостом. При необходимости спрятать тело Уфердсён даже слишком хорошо подходит для преступника, оказавшегося там случайно.
«Он бывал там ранее, — подумал Ниеми. — И уже после того, как остров превратился в настоящие джунгли».
Когда он столь далеко зашел в своих рассуждениях, у него произошел разговор с коллегой из технического отдела полиции лена. Тот позвонил с целью рассказать, что Ниеми больше не должен рассчитывать на помощь с их стороны, поскольку все люди понадобились для расследования двойного убийства в Ханинге, там нашли пять десятков гильз от разных видов оружия за складом, где и случилась сама стычка. Никаких свидетелей, но множество следов, а поскольку нормальные парни справляются сами, дела Ниеми сейчас отошли для звонившего на второй план.
— Никаких проблем, — сказал Ниеми. — Передай им привет и поблагодари за помощь.
Потом он набрал номер Фернандеса и спросил, нет ли у того желания на следующий день прокатиться на остров Уфердсён, хотя у него и выходной.
— Что мы будем искать? — поинтересовался Фернандес.
— Старый погреб из девятнадцатого века, — объяснил Ниеми.
— Я займусь этим с удовольствием, — сказал Фернандес. — Первый погреб в моей карьере. Его я не хочу пропустить даже за все масло Смоланда.
Понедельник 25 июля стал радостным днем для Бекстрёма, поскольку его единственная достойная сотрудница Надя Хёгберг, урожденная Иванова, решила прервать отпуск, чтобы помочь в расследовании. В результате ему самому стало легче выносить всех других, окружавших его. Таких как Утка Карлссон, Ниеми и Фернандес, Стигсон и парочка новоиспеченных помощников.
«Если кто-то и способен заставить даже полных идиотов сделать что-то полезное, так это Надя», — подумал Бекстрём.
Комиссар оказался на своем рабочем месте уже в восемь утра ради встречи с ней, но прежде ему требовалось разобраться кое с чем другим, чтобы сидеть и болтать с Надей в тишине и покое. А именно просветить новое начальство относительно азбучных истин полицейской деятельности, о которых оно явно понятия не имело.
— Насколько я понял, ты хотел поговорить со мной, — сказал Бекстрём, входя в кабинет шефа. Ему не понадобилось даже стучаться, поскольку Боргстрём, естественно, был из тех, кто сидел за открытой дверью.
— Бекстрём, — восторженно улыбнулся Боргстрём. — Рад видеть тебя. Садись, садись, пожалуйста.
— Спасибо, — буркнул Бекстрём и сел.
«Этот идиот, наверное, даже не знает, зачем нужна дверь», — подумал он. Читать мысли шеф явно тоже не умел, поскольку по-прежнему выглядел довольным.
— Тебя, пожалуй, интересует, почему я захотел поговорить с тобой, — сказал Боргстрём.
— Нет, — ответил Бекстрём. — Это я уже понял. Ты хочешь подключить прокурора к расследованию смертельного случая, начатому нами на прошлой неделе.
— Судя по твоим словам, ты не разделяешь мое мнение.
— Я не просто не разделяю его, — сказал Бекстрём. — При мысли о том, что происходит порядка пятнадцати таких расследований каждый месяц, мне кажется, и государственный прокурор, и наш собственный не смогут удержаться от смеха, если мы пойдем таким путем.
«Даже ты уже не выглядишь особенно радостным», — подумал он.
— Насколько я понимаю, ты уверен, что это самоубийство, несмотря… при мысли о пулевом отверстии.
— В настоящий момент я не уверен ни в чем, — возразил Бекстрём. — На такие вопросы мы, полицейские, обычно предлагаем отвечать расследованию. Однако, если у тебя есть желание познакомиться со статистикой и предположениями, ты можешь это сделать.
— Я выслушаю тебя с огромным интересом, Бекстрём.
— Очень похоже на самоубийство, — сказал Бекстрём. — Если это убийство, то срок давности по нему, скорее всего, уже истек. Пуля, найденная нами в голове жертвы, вполне возможно, вылетела из ствола сто лет назад. Судя по оставленному ею следу, при выстреле использовалось оружие столетней давности. Кроме того, мы понятия не имеем, кем является жертва. А пока нам не удастся узнать это, наше расследование не сдвинется с мертвой точки.
— Как ты считаешь, надо ли проинформировать общественность?
— У меня и мысли такой не возникает. Только за последние десять лет у нас пропало три сотни людей, которых так никогда и не нашли. У них несколько тысяч близких, и ты же можешь представить, как они будут чувствовать себя, получив такую информацию. Я не собираюсь лишать их нормального существования без всякой на то необходимости. Пока нам неизвестно, о ком идет речь, это расследование необходимо проводить в обстановке полной секретности.